31 марта 2001 года отошел ко Господу один из старейших священников нашей епархии, протоиерей Петр Савенко. У него был редкий по нынешним временам дар — любить всех и каждого искренне, светло, по-отцовски. Оттого, наверное, возле отца Петра всегда было много людей, самых разных. Помню, каждая встреча с ним была, праздником радости: «птенчики мои», «ангелочки мои»— так обращался батюшка и к своим чадам, и к тем, кто приходил к нему за духовным советом впервые. Он мог утешить, убедить и даже исправить человека простыми словами, разделить боль, поверить в него тогда, когда все близкие отвернулись. Однако о себе отец Петр рассказывал очень редко и долго не соглашался на опубликование настоящей беседы. Но потом все же согласился,  и теперь, снова и снова возвращаясь к его рассказу, переживаешь с любимым батюшкой все перипетии его непростого, но такого удивительного Пути.
-Батюшка, расскажите, как начиналось Ваше служение?
-Я жил в Днепропетровске, работал на заводе. Жили мы весело, разумеется, по-мирскому весело. И совсем не имели понятия о том, что где-то люди молятся, ходят в Церковь. Только как-то я услышал такое мнение, что кто читает Библию, тот все знает. И я мечтал увидеть Библию, мне было интересно, что это такое.
Однажды я шел по городу и вдруг обратил внимание на храм. Это был Троицкий кафедральный собор. В открытую дверь я за метил огоньки свечей, шла служба. Я зашел. Все стояли на коленях, молились. И вдруг, открылись Царские врага, и из них стало выходить духовенство. Я ничего не понимал тогда: ни службы, ни устава, но настолько был поражен обстановкой, пением, запахом ладана, меня словно парализовало. Затем батюшка начал говорить проповедь, и была она о блудном сыне (шла неделя о блудном сыне), а мне так стыдно стало, подумал: «Обо мне говорит». Да... И все это произвело в душе моей переворот. И представь себе, я зашел в храм одним, а вышел совершенно другим. С этого момента все перевернулось в моей душе, и я сразу стал посещать храм. Прихожанином я был очень дисциплинированным и примерным. Все обратили на меня внимание: стоит, молится, притом не шелохнется и не оглянется. Ведь тогда это было редкостью — молодой человек, и вдруг — в храме.
А потом заметили меня дьякон, батюшки и пригласили на клирос. А когда впервые зашел в алтарь — мурашки побежали по коже. Читать по-церковнославянски научился за неделю и считал тогда, что читаю я неплохо. Очень быстро все схватывал, буквально впитывал. Трудился на заводе, и если работа была во вторую смену, то обязательно ходил к Литургии, если в первую — к вечерне. И так каждый Божий день. А мои дружки не могли понять, куда я деваюсь. Обнаружилось все спустя два года. Я решил поступать в Семинарию и написал заявление. На заводе трудилось пять тысяч рабочих, объявили собрание,  и меня выставили как преступник;) и начали срамить. Все от меня отвернулись, отшатнулись: товарищи, девушки, я ведь только отслужил армию и был завидным женихом. А мне было хорошо: меня ругают, а я внутренне радуюсь. Я тогда начитался житий святых, думал, страдаю за Христа, за Веру. В конце концов пришлось обойти прокуроров, адвокатов, и все-таки я вырвался. Вот так уверовал... Вчера был неверующим, а сегодня стал верующим. Такой внутренний перелом произошел.
Вы росли сиротой. Каковы самые яркие впечатления Вашего детства?
Я как раз на эту тему писал сочинение: «Самый счастливый день в моей жизни». Это было так. Я сшил тапочки из брезента. Сейчас, конечно, их бы на ноги никто не надел под страхом смертным, а тогда ничего не было. Да. И эти тапочки одной старухе предложил. Но не за деньги, тогда бартер был. Я ей — тапочки, а она мне — горсть муки. И я нес домой эту муку, этот хлеб, цену которого вы не можете понять. Я хохотал каким-то истерическим смехом: в моих ладонях — хлеб. Прибежал, заме сил и тут же сырыми все эти лепешки поглотал. И слезы радости  полились  градом. Это был самый радостный день. Необыкновенное счастье: я заработал, заработал хлеб... Мне было тогда 12 лет.
-Батюшка, у Вас был духовник?
-У нас в Днепропетровске был отец Иоанн, к которому многие обращались. Он был милостивым и снисходительным. Самые сокровенные грехи исповедовал ему. Но это не духовник был. Духовник у меня появился, когда я уже священником стал, мне это было необходимо, ведь я сам — духовник. Первый мой духовный наставник — отец Валентин Поликарпов, которого уже давно нет на свете. После него были отец Каллиник, он вНевинномысске служил, отец Владимир Текучев, а в настоящее время мой духовник — отец Михаил Козырь.
-Что самое трудно для Вас в духовничестве?
-Ответственность. Страшная ответственность. Многие сегодняшние грехи по церковным канонам достойны страшных наказаний и даже отлучения от Церкви. Я их прощаю. И думаю: а как меня за это Бог буде судить? В трудном случае  я обращаюсь к Евангелию и думаю, как бы Господь поступил с данным грешником. Он прощал, но я же не Бог. Молюсь: «Господи, прости меня, грешного, Ты же прощал грешников и блудников». Чтоб хоть как-то успокоить свою совесть.
-К Вам приходят разные люди, среди которых и преступники, и наркоманы: искалеченные, недоверчивые души. Как Вам удается найти дорожку к их сердцам?
-Помню, одного взял стыдом. Пьяница  пришел ко мне. Не знаю, что его привело. Я его обнял и говорю: «Андрей». Он заплакал, разрыдался, как женщина. Никогда, наверное, такой ласки, такого внимания не встречал. Я ему говорю: «Слушай, тебя ведь не называют по имени, а все говорят «алкаш». Жена тебя бросила, с работы выгнали, из квартиры выгнали, живешь в подворотнях, а ведь ты мог быть человеком. Мне 70 лет, а тебе 48. Я еще жизнерадостный, иногда и пошутить мне хочется, порезвиться, повеселиться, побегать даже. А ты — посмотри, на кого похож? Давай заключим договор. Нас здесь трое — ты, я и Бог. Дай мне слово, что через неделю ты придешь ко мне и скажешь, пил ты на этой неделе или нет. «Хорошо, батюшка». И я его благословил. Ровно через неделю приходит: «Батюшка, выдержал». Тут уже я заплакал, думаю: «Господи, укрепи Ты его». Говорю: «Андрей, давай еще на недельку договоримся». Приходит через неделю, опять говорит: «Батюшка, выдержал». Скоро его взяли на работу, и когда он снова пришел в храм, я его не узнал: «Андрей, это ты или не ты?». Теперь он наш прихожанин.
А другого Господь помог вытянуть с самого дна ада. Он был наркоман. Два года мы вместе с ним боролись. Придет радостный: «Батюшка, не принимал наркотики неделю». А через неделю приходит и падает в ноги: «Батюшка, сорвался». Рыдает, плачет. Я говорю: «Ванечка, ничего». Опять начинаем молиться, акафисты служить. Так продолжалось два года: падения — восстания, падения — восстания. И наконец мы победили. Не я — Бог его спас. Уже несколько лет он живет нормально. Все удивляются: его дружки, их жены, матери: «Иван, как ты вылез из этой ямы?». Но не так просто и не так часто даются такие маленькие победы. Такого человека цепко держит диавол.
-А случалось Вам помогать людям, преступившим закон?
-Был такой случай однажды. На улице смеркалось, а в храме было уже темно. Смотрю, заходит человек... Когда Каин убил Авеля, то какое-то знамение положил на его чело Бог. Посмотрел я на входящего, на его осанку и подумал: «Наверное, убийца». Он подошел и сказал: «Батюшка, я убил человека». У меня мурашки поползли по коже, думаю, неужели Господь попустит «Я хочу с Вами поговорить». Долго мы с ним беседовали на темы морали. Он рассказал, что боится попасть в тюрьму, как там плохо, что у него есть девушка намного моложе него, и он ее так любит, что не может без нее жить. А я потом прямо ему вопрос задал: «Какие у вас с ней отношения?». Он ответил, что почти уверен: она уже ждет ребенка. «Вот представь, — говорю, — ты убийца, и она может стать убийцей, если сделает аборт... Ты когда-нибудь слышал слово «папа».  Родится малютка, и его первые слова будут: «мама» и «папа». Не разрешай ей делать аборт...». Потом он сказал: «У меня нож, поломайте его». Достал огромный тесак. Мурашки снова побежали по спине. И дает мне. Я взял и говорю: «Пойдем, я торжественно поломаю у тебя на глазах». Вышли на улицу, я разломал нож на три части, и он взял себе на память среднюю. На прощание сказал ему: «Вот Бог, ты и я — мы трое. Дай обещание возле храма, что с прошлым покончишь. На хлеб ты заработаешь. А если у тебя будет хлеб и ваша любовь, то это уже очень много».
-Ценности Православия так сильно отличаются от тех, что навязываются суетным миром. Как найти в нем свою дорожку ко спасению? Одни идут на компромисс, другие впадают в иную крайность, анафематсгвуя все, что за церковной оградой. Какой путь избрать?
-Здесь не надо мудрствовать лукаво. Просто надо положиться на Бога, и Бог Сам управит. Некоторые наши благочестивые христианки чрезмерно увлекаются черными одеяниями, длинными чинами исповеди и вообще внешней стороной благочестия. Настолько это запутывает человека и наводит страшный туман. Простота должна быть: вот Бог и вот я. И пред Ним надо ходить. Не надо умничать. Здесь нужно каким-то шестым чувством угадать, почувствовать, где золотая середина, найти ее. Но это приходит с опытом. Когда я вижу таких чрезмерных ревнителей, я вспоминаю себя в прошлом...
-Нынешние семинаристы многим отличаются от семинаристов Вашего поколения?
-Да. Мы непохожи. Тогда шли в Семинарию самые глубоко верующие. Случайных людей там не было, разве, может быть, подосланные. Строгий религиозный уклад, не было такого либерализма, как сейчас. Сама психология человека была другая.
-Вам ближе те?
-Разумеется. То мое родное время, родная стихия. Теперь, когда возникают опасения, я стараюсь их отогнать, ведь Господь Свою Церковь защитит. И часто думаю: «А что будет после нас?». Но все же отрадно видеть, что и среди молодых священников много ревностных служителей.
-Часто среди людей можно встретить такое мнение: «Вот пойду на пенсию, тогда и в храм буду ходить...».
-Действительно, среди прихожан есть и такие, которые пришли в церковь, будучи на пенсии: они приносят в храм свой, мирской, уклад жизни, порядки, психологию и этим живут. Это очень мешает и нам, и им. Они слишком отличаются от наших постоянных прихожан. Я вспоминаю поразивший меня в свое время пример великой веры одной из них. У нее сильно болел сын. Однажды она подошла ко мне и попросила помолиться за сына. Как только я отошел, она снова догнала и сказала: «Батюшка, только не молитесь, чтоб был здоров, а молитесь о спасении души...». Это какое же надо иметь материнское сердце — так сказать... А ведь действительно, самою главного желала для  сына.  Так она умолила Бога, он умер, напутствуемый Таинствами, и может быть, сподобился лучшей участи, чем все мы. Вряд ли в то время нашелся бы хоть один монастырь, куда она не подавала бы на поминовение его души.
-Иногда  говорят, что по смерти, кончине человека можно судить о его вечной участи...
-Это мы, священнослужители, не то что видим и разуме¬ем, а мы чувствуем во время отпевания, каков человек, т. е. моральное состояние покойника. Иногда очень тяжело отпевать, а иногда радость какая-то. Ведь священник ходатайствует за душу. Если, к примеру, человек был преступником, а я пошел бы просить  за него судию, что бы мне сказали матери его жертв ? Так и здесь, перед  Богом.
-Батюшка, чего Вы желаете в праздники своим близким людям, чего бы пожелали нашим читателям?
-Самое главное что для человека? Спасение. Мы  этого даже подсознательно желаем, например, когда говорим «спасибо» и «благодарю».
№1, 1999 г.
Логвиненко Л.Г. Пастыри Кавказа: Библиотека лучших публикаций газеты «Ставропольский  благовест».- Ставрополь: «Ставропольсервисшкола,2003.- 80с.

Венчание, 80-е годы

отец Петр на  перенесении мощей блаженного Феодосия Кавказского  в Покровский храм Минеральных  Вод, 8 августа 1998 года

На крестном ходе в честь 2000-летия                                                                   христианства, сентябрь 1999 года

Отец Петр с Митрополитом Гедеоном на освящении
Поклонного Креста в г.Изобильном,
сентябрь 1999 года

Освящение храма Рождества Христова
 в п.Рыздвяный, декабрь 2000 года